Путешественник Эвлия Челеби, побывавший тут в XVII веке, подробно изучил крепость, превращенную в могучую твердыню его соотечественниками-турками. Он писал: «Окружность крепости составляет 3060 шагов...

Стоят превосходные пушки, каждая размером в сорок пядей*, внутри нее могут поместиться два человека... Всего насчитывается сто красивых башен. В плане эта крепость имеет форму четырехугольника. И в ней проходит шесть рядов прочных разделительных стен.»

Челеби упоминает также и о том, что цитадель имеет мистическую защиту — подвешенные под сводами ворот громадные зубы и челюсти древнего богатыря Салсала...

Интересно, кости какого ископаемого животного привели к рождению этого мифа? Впрочем, как отмечает внимательный хронист, в небольшом городе имеется 17 начальных школ! Их открыли турки...

Сегодня, как я уже говорил, крепость пустынна и носит жестокие отметины времени. Однако, не потеряли внушительного вида многие башни, — недаром их кладка скреплена замечательным раствором из песка, извести и толченого ракушечника. Сверх того, плоть стен неожиданно упрочена... засевшими в ней чугунными ядрами!

Квадратная Пушкинская башня, с балкона которой, говорят, любовался поэт далями Буджакской степи; круглая Девичья, овеянная легендой про Тамару, дочь молдавского господаря, за своенравие «амазонки» заточенную здесь отцом...

Единственный уцелевший в городе, полуразрушенный минарет мечети султана Баязета IV, торжественно въехавшего сюда после долгой осады в августе 1484 года; зловещие подземные казематы и рвы, некогда наполнявшиеся водой из лимана... Одряхлевший, но наводящий трепет великан! Даже странно, что в пору, когда форт с его сотнями орудий был нов и несказанно грозен, его могли взять «на арапа» безоглядно храбрые, но легко вооруженные запорожские казаки.

А ведь было и это! В 1594 году небольшой отряд Григория Лободы на ладьях-«чайках» ворвался в лиман, день штурмовал стены — и к сумеркам овладел крепостью. Правда, удержать ее казаки не смогли и отступили, пригрозив, что вернутся снова...

Вообще, к приступам, штурмам и осадам, самым затяжным, страшным и разрушительным, Белгород за двадцать пять веков привык.

Осаждали еще Тиру незадолго до Рождества Христова воинственные племена готов, изрядно порушили полис. То ли захватили, то ли спасли для цивилизации город, названный ими Альба Юлия, римские легионеры во времена Нерона.

Может быть, единственным приличным поступком этого развращенного безумца была отмена пошлин на вывоз хлеба из Поднестровья; со времен сего декрета жители Тиры даже начали новое летосчисление!..

Поскольку римляне, придя в любую часть света, старались побыстрее отложить меч и снять с ремня саперную лопатку, — скоро возникли в городе широкие прямые улицы, был построен цирк, где состязались колесничие и гладиаторы. Мудрые завоеватели сохранили здесь даже демократию эллинского образца, с народным собранием и выборными архонтами...

Римская пора, быть может, была спокойнейшей за сотни лет; но вот ослабел, зашатался «Вечный город», и однажды альбийцы проснулись от рева дикого воинства готов. Свирепые предки германцев, с факелами и топорами в руках, крушили все, не щадя ни старого, ни малого...

Чуть мягче с годами стала готская власть, но пришло новое, ужаснейшее испытание: надвинулась с востока конная тьма гуннов... Остались от города руины, да на них — горстка жителей, потомков многоязычной семьи скифо-греко-гето-гото-римлян...

Однако, не следует сводить даже самые трагические моменты встреч между народами лишь к разрушению. Знаем немало случаев, когда на крови расцветали обновленные, обогащенные культуры. На местах былых битв вырастали энергичные поколения, скоро забывавшие, кто происходит от покорителей, а кто — от покоренных...

Так случилось и с Белгородом. После описанных событий знал он стычки с новой кочевой ордою, пришедшей из-за Волги, — с аварами; три года тут была ставка болгарского хана Аспаруха**... В конце концов, наследие всех племен, владевших городом, приняли и умножили славяне, — вероятно, из числа тех, кого «Повесть временных лет» называет уличами и тиверцами.

Белгород, в средние века, очевидно, так и называвшийся, под рукой славянских князей стал крупным ремесленным и торговым центром: известны его кузнецы и ювелиры, стеклоделы, оружейники...

Здесь ранее, чем во многих других древнерусских городах, завертелся гончарный круг; здесь искусные мастера выделывали книги на пергаменте, писали их затейливым шрифтом; и, конечно же, град славился обработкой своего знаменитого белого камня-ракушечника.

Изведав удары очередных воинственных степняков, печенегов, белгородцы охотно присоединились к растущему государству — Киевской Руси. На двадцать лет раньше стольного Киева город принял христианство. Доселе показывают гостям белую часовенку на могиле местного святого мученика, Иоанна Сочавского, правда, замученного в более поздние, ордынские времена...

Когда княжьи усобицы ослабили старую столицу и возвысились иные русские земли, Белгород оказался «под рукою» галицко-волынских князей. В 1241 году не избежал град на Днестре общерусской судьбы, пал перед натиском туменов хана Ногая. Став, формально, столицею Ногайской орды, Белгород, тем не менее, оказался во власти генуэзского купечества.

Итальянцы, давно окопавшиеся здесь, заложившие нынешнюю крепость, откупили у кочевников право пользоваться городом и портом, значение которых для международной торговли Генуя понимала куда лучше, чем жившая мечом Орда.

Но торгашеская власть оказалась для тружеников-белгородцев потяжелее татарской: в 1362 году генуэзцев выгнали, и город объявил себя вольным. Как и тысячу лет тому назад, стал чеканить свою монету...

Приходили новые поселенцы; смешивались языки, сталкивались обычаи. В относительно небольшом, 20-тысячном городе проживали тогда русские и греки, болгары, евреи; росла колония мастеровитых, зажиточных армян — от них осталась церковь Успения Пресвятой Богородицы, с фресками и резными мраморными плитами-хачкарами...

Уживались религии, вырастали рядом храмы разных вер. Но снова и снова политический, военный водоворот втягивал в себя мирных ремесленников и рыбаков лимана.

Лакомое было место, перекресток дорог, город-мастерская, город-рынок...

В конце XIV века Белгород, под именем Четатя-Албэ, вошел в укреплявшееся на ту пору Молдавское княжество. Столетие спустя турки, захватив город, торжественно наименовали его Аккерманом — Белой Крепостью, и это название, как ни странно, оказалось долговечным.

Уже отгремели российско-турецкие войны, и ключ от возвращенного русским города на Днестре принял новый комендант, будущий победитель Наполеона, князь Голенищев-Кутузов.

Уже ХХ век наступил, прокатилась обновляющая буря Революции; воспользовавшись тяготами Гражданской войны, на двадцать три года присвоила город Румыния; уже и Великая Отечественная миновала... и лишь в 1944 году Аккерман стал Белгородом. Вернул себе заветное тиверское имя...

Надеюсь, с ним город и пребудет вовеки. Так же, как и со всей многоцветной палитрою унаследованных культур.

---

*П я д ь — старинная русская мера длины, равная расстоянию между концами разведенных в стороны большого и указательного пальцев. (Прим. ред.)

** Не отождествлять с нынешними, дунайскими болгарами. Так назывался тюркский племенной союз, чьи предки, так же, как предки аваров, хазар, монголов, турков и т.д., вышли с Алтая. С болгарами связано название реки «Волга», т.е. «Болга». Придя на Дунай, болгары-тюрки смешались с южными славянами, образовав известный нам народ.(Прим. ред.)