Василь Быков Узнав,
что не существует перевода знаменитого романа Жюля Верна «Из пушки на Луну» на
белорусский язык, — мальчик из села Кубличи сделал такой перевод с русского и
послал его в газету...
Так, в 30-е годы, начинался путь Василя Быкова, — путь, что привел ко всемирной
славе, к неофициальному, но такому почетному званию народного писателя Беларуси.
Сергей Есенин писал: «Грубым дается радость, нежным дается печаль...»
Светлой и суровой печалью пронизана проза Быкова. Пройдя тяжкие испытания Великой
Отечественной, которые и не снились сегодняшним «экстремалам»; постигнув глубинную
суть нашей нелегкой жизни, Быков стал грустным прорицателем... но не пророком
конца мира.
Он верит, что вечное Добро, временно отступая, победит навсегда: только нелегкой
будет эта победа... В год 80-летия со дня рождения Василя Быкова, в годовщину
смерти писателя мы впервые публикуем на русском языке некоторые из его последних
сказок-притч для взрослых.
В отличие от привычных сказок, они оканчиваются невесело: это — предостережение
от неразумия, подчас сходящего и на людей, и на народы... На исходе последнего дня перед полнолунием у городских ворот собралась
толпа. Как только в сумеречное небо над закопченной угловой башней выкатилось
серебристое колесо луны, глашатай объявил, кого будут карать.
В этот раз каре подлежали аж три здешние женщины — все за прелюбодейство, которое
в том городе издавна считалось тяжким грехом. Высокую, не слишком молодую швею
Кушель карали за то, что она была поймана с чужим мужиком в винограднике. Мужик
как-то оправдался перед высоким собранием судей, а Кушель оправдаться не удалось
— пришлось отвечать.
Низкорослая, широкая в плечах и бедрах Пава полюбила человека хоть и неженатого
— холостого, однако происхождением из чужого, вражеского города. Третьей грешницей
была видная молоденькая Ульрика, которая происходила из очень низкого рода: ее
дед и отец каждую неделю вывозили из города нечистоты.
Несмотря на такое происхождение, Ульрика навела любовные чары на рыцаря довольно
знатного рода, молодого Любека. Как такое могло случиться — было непонятно даже
судьям, однако Любек признался, что и вправду любит Ульрику. Утомленный вынесением
предыдущих приговоров суд, решил, что нужно наказать и Ульрику, и назначил ей
двадцать ударов ремнем из воловьей шкуры по голому девичьему задку.
Злодеев, аферистов, убийц и иных греховодников карали в городе регулярно при каждом
полнолунии. Для этой процедуры под воротами была установлена каменная скамья,
на которую, добровольно поклонившись народу, по очереди ложились осужденные.
Народ, столпившись чуть поодаль, пристально наблюдал за интересным процессом,
наблюдал за всеми ударами палача, оценивал поведение наказуемых, следил, чтобы
все шло согласно строгой старой традиции.
В тот раз толпа была особенно большая — женщин наказывали в городе нечасто, может,
по одному разу в сухой сезон и в сезон дождей. Первой на скамью под воротами легла
костлявая Кушель. Задрала повыше юбку, — и палач, рослый, рукастый мужчина в длинном
кожаном фартуке медленно, словно с затаенным удовольствием, отмерил ей надлежащее
количество ударов.
Бил не сказать, чтобы изо всей силы, но и не в шутку — после каждого удара у женщины
на костлявом заду оставался заметный рубец. Получив свое, Кушель немного замедленно
поднялась, как следует оправила свои одежды и прилежно поклонилась трем судьям
в черных камзолах, которые молча стояли под воротами, зорко наблюдая за исполнением
собственного приговора.
Последней процедурой была обязанность осужденного трижды поцеловать руку палача,
тем самым как бы поблагодарив его за работу и науку. Костлявая Кушель все это
сделала верно и со сноровкой — и стороной вдоль стены пошла в толпу.
Следующая на очереди была Пава, которая свою лупцовку выдержала не так стойко,
ерзая после каждого удара ремнем; ее пышный зад быстро покраснел, будто горячий
уголь. Перед тем, как поклониться судьям и поцеловать руку палачу, она молча вытерла
пальцами слезы; вытирала их, и идя в толпу.
Люди с неудовольством пронаблюдали за этим, заметили это и судьи. Видимо, последние
поняли, что в тех слезах был не очень высокий класс их судебной работы — при высоком
классе обвиняемые после наказания только признательно улыбались.
А с девушкой Ульрикой случилось и совсем что-то невероятное. Перед тем, как лечь
на каменную скамью, она тоненьким голоском крикнула «Не виноватая!», и судьи переглянулись.
Такого они не ожидали, ибо никогда не слышали за долгие годы своего судейства.
После приговора обычно признавались и благодарили судей за справедливость.
Все же судьи всегда старались и все делали в строгом соответствии с Законом. На
суровость приговора никто никогда не сетовал — таково было незыблемое правило
граждан этого города.
Ослушание Ульрики, конечно, заметил и молчаливый палач, который, видно было, понял
его как надо. Его рука сразу начала взлетать все выше, и щелканье ремней о молодое
тело было слышно даже за толпой.
Отмерив ей двадцать ударов, палач, как и полагалось, отступил в сторону. Обливаясь
слезами, девушка встала, поправила свои юбки — и не поклонилась судьям. Даже не
поцеловала протянутую для этого жилистую руку палача. Всхлипывая в кулачки, быстро
направилась в толпу.
Толпа возмущенно загудела, послышались негромкие выкрики недовольства, злобно
визгнули несколько женщин. За долгие годы здешних наказаний люди впервые увидели
такой непорядок. От поклонов судьям и поцелуев рук палача освобождались только
те, кому на этой скамье отсекали головы.
Однако же у Ульрики голова осталась на плечах, — так почему же она не кланяется
дородным, заслуженным, седоголовым судьям? И даже не целует натруженную руку палача,
которая только сегодня отмерила около полусотни ударов. Отчего же такое непочтение
к начальству? Народ не любил ослушания и уважал порядок.
Стражники задержали Ульрику, вернули ее под ворота.
Судьи были взволнованы и озадачены. И даже не сразу сообразили, как нужно реагировать
на это непослушание. Не поблагодарить — и еще плакать, как будто судьи ее обидели!
Один судья сказал, что эта Ульрика из-за своей невоспитанности может в пух и прах
разбить весь престиж судебной системы. Другой заметил, что от существа женского
пола нечего ждать никакой воспитанности.
Третий печально признался, что, судя по всему, они допустили ошибку: навести любовные
чары на славного рыцаря могла только ведьма. Поэтому Ульрику надлежало казнить,
как колдунью. Это значит — сжечь. Согласно кодексу, сожженные на огне от благодарностей
и поцелуев освобождаются. Новый приговор девушке вынесли и одобрили единогласно.
Сожжение Ульрики отложили на одни сутки — до наступления нового вечера с самой
полной луной. Зрелище на городской площади было захватывающее и собрало уйму народа.
Кострище разожгли, огромный огонь гудел и полыхал под самое небо.
В этот раз Ульрика не промолвила ни одного слова, что окончательно подтвердило
справедливость высокого приговора.
Узнав,
что не существует перевода знаменитого романа Жюля Верна «Из пушки на Луну» на
белорусский язык, — мальчик из села Кубличи сделал такой перевод с русского и
послал его в газету...