Водоросли уже не качаются — значит довольно глубоко. Взглянул на глубиномер — шестнадцать метров.

Дернул конец и вытянул руку в сторону: “Внимание!”, убедившись, что все его видят, показал “выше” и пошли на десяти метрах.

Ни с чем не сравнимое чувство, что-то близкое к невесомости, наверное.

Внизу, под тобой, проплывают фантастические пейзажи удивительных раскрасок и форм, в густых зарослях водорослей мелькают тени стремительных, прозрачно-серебристых, сильных, но очень осторожных пеленгасов, у скал, в гротах — темные тени, кажется, сельдевых акул.

Утверждают, что они не опасны, но... береженого — бог бережет. На всякий случай, Сергей нащупал ручку водолазного ножа: на месте.

Вот краб потрошит какую-то дохлятину, а со всех сторон к нему торопливо, подпрыгивая, стягиваются боком еще с десяток разнокалиберных родственничков.

Значит, тоже есть какой-то приемник для сбора и анализа информации. Вот тебе и пауки. Надо, очевидно, быть великим художником слова, чтобы достоверно описать все то, что проходит перед глазами водолаза в этих первозданных местах.

А лучше всего — снять цветной кинофильм. И, все равно, это будет не то, потому что нельзя передать ощущения этого замедленного, неве-сомого полета в густой, тяжелой, готовой тебя поглотить при малейшей оплошности, но такой сказочно-прекрасной среде.

А вверху — бликует над тобой, переливаясь волнами и светом, водная поверхность. А между поверхностью и дном — ты, чужой для этой среды, осмелившийся вторгнуться в ее пространство, не предназначенное тебе.

Но, говорят, что предки твои вышли из этой среды. Да, но ты безвозвратно утратил способность жить в ней, а посему вторгаешься сюда в кислородном аппарате, который, правда, не булькает и не пузырит, как акваланг или трехболтовка, и не нарушаешь здешнего покоя и тишины, становишься в этой среде неслышным и почти незаметным.

Ты входишь в эту чуждую человеку среду, сливаешься с ней воедино, не нарушая ее гармонии и покоя. Она тебя принимает (может, в самом деле, помнит, что твои предки вышли из ее пучины), лишает собственного веса, успокаивает и расслабляет.

Если бы она знала, чем закончится этот тихий подводный круиз: волна быстро расширяющихся газов грубо встряхнет пучину, раздавит ее исконных обитателей и усеет ими дно, вырвется на поверхность уродливым, чудовищным столбом, который, опадая, покроет водную гладь пересекающими друг друга концетрическими окружностями оспин и язв разбегающихся волн.

А поднима-ющиеся из пучины пузыри утихомирившегося газа еще долго будут выносить за собой на поверхность оглушенные и изуродованные тушки обитателей глубин, которым очень рады только прожорливые чайки и бакланы.

А на дне все уберут крабы-санитары дна. Уберут и своих сородичей, раздавленных действием одного из гениальнейших творений гениальнейшего разума. Только, пустую скорлупу панциря, подводные течения долго будут носить по дну, пока она не истлеет и рассыплется.