Перед грозой. Наушница. Художник В.Г. Перов

Фрейлины Екатерины Первой

«Фрейлиной Екатерины Первой», издеваясь, назвал Чацкий в великой комедии Грибоедова чудаковатую московскую старуху-дворянку.

Подобная же ветхая современница «времён Очаковских и покоренья Крыма» выведена у Пушкина в жалком и зловещем образе «Пиковой дамы»…

А ведь не выдумали классики этих затейливых старушенций. И вправду живали на Москве дамы «голубой крови», помнившие трёх-четырёх государей, поражавшие людей нового времени – деловитого XIX века – своими необычайными привычками, образом жизни, одеждой…

По отзывам свидетелей, вдова екатерининского генерал-майора Настасья Офросимова была «старуха высокая, мужского склада, с порядочными даже усами; лицо у неё было суровое, смуглое, с чёрными глазами, словом, тип, под которым дети обыкновенно воображают колдунью».

Офросимова, женщина решительная и властная, держала в фактическом подчинении весь московский высший свет; не было лица настолько важного, титулованного, которому генеральша не говорила бы «ты» и не резала правду-матку в глаза.

Молодые барышни были вынуждены проходить строжайший контроль Настасьи Дмитриевны: она наставляла их, указывала, как одеваться и держать себя, а зачастую и подсказывала женихов. Матери приезжали поблагодарить и приложиться к ручке…

Если Офросимова присутствовала в дворянском собрании, нередки были следующие сцены. Идёт мимо неё, восседающей в кресле, какой-нибудь молодой человек – и не кланяется.

Старуха тут же: «Иди-ка сюда! Кто ты такой, как фамилия?» Юноша представляется. «Ах, вот оно что!

Да я и бабушку твою знала, она фрейлинский шифр получила в таком-то году; а дедушка твой таким-то командовал полком и за столом мочёную клюкву любил… И ты, из такой семьи, мне не кланяешься?! Молокосос, мало тебя за уши драли!»

Другая московская старая барыня, по фамилии Хитрова, была полной противоположностью грозной Настасье. Приветливая, ласковая со всеми, она держала открытый дом и очень любила гостей.

Будучи уже лет за семьдесят, Хитрова одевалась, как придворная красавица 1780-х годов: в платье со шлейфом, туфельки на высоких красных каблуках; румянилась и употребляла массу косметики.

Поутру старушка, подобно знатным особам давних времён, принимала посетителей, лёжа в постели; вставала часов около трёх, а вечером садилась играть в карты. Хитрова обожала поболеть и по любому поводу ложилась в кровать, привязав компресс на голову – однако принимать гостей и тогда не прекращала.

Когда же у Хитровой никто не собирался, она, опять-таки по обычаю XVIII века, созывала в спальню приживалок, посылала за карлицей, и вся эта свита развлекала госпожу болтовнёй и сплетнями.

Иной раз, когда ночью не спалось, приказывала барыня слугам принести ей шкатулку с драгоценностями.

До утра перебирала, раскладывала свои алмазы, рубины, изумруды… Впрочем, любила Хитрова и вещички дешёвые, вроде платочков, флакончиков, статуэток и т. п. Зная это, знакомые и родственники при каждом удобном случае, в именины или праздник, дарили доброй старушке разные занятные мелочи. И она сохраняла всё! В доме Хитровой стояли целые ряды шкафов с тысячами ценных или копеечных сувениров…

Княгиня Татьяна Юсупова, по отзывам всего её круга, отличалась чудовищной скупостью. Однако это была неправда.

Многие истинно нуждающиеся люди получали неведомо откуда большие суммы денег – и лишь после смерти Юсуповой узнавали, что помощь прислана княгиней… Много лет Татьяна Васильевна ходила в одном и том же платье, доведя его почти до совершенного износа.

Но однажды кто-то намекнул ей, что среди княгининой дворни много молодых женщин. Что им достанется после смерти хозяйки?.. Обдумав эти слова, старуха вызвала портного и… заказала сразу несколько десятков модных туалетов из самых дорогих материй!

Льстецы на балах в один голос стали говорить Юсуповой, как она помолодела и похорошела. И лишь немногие знали, с какой целью был столь резко расширен гардероб знатной москвички…

Большими чудачествами прославилась по всему Петербургу старая графиня Толстая, урождённая Протасова. За много лет до того, как человечество задумалось о необходимости защиты животных, графиня устроила в своём доме настоящий приют для бродячих собак и кошек.

Всё её состояние уходило на заботу о четвероногих. Когда в доме не хватало места питомцам, Толстая отвозила их будочникам, т. е. городским стражникам, наказывая им заботиться о беспомощных пасынках судьбы.

Каждый будочник получал от дамы деньги на корм для животных, порученных его заботам… увы, история не сохранила сведений о том, куда эти средства шли на самом деле!

Сильное наводнение 1824 года, затопившее чуть ли не весь Петербург (оно описано у Пушкина в «Медном всаднике»), подвигло графиню на поступок, который менее уважаемому человеку стоил бы дорого.

Когда сошла вода, Толстая в экипаже подъехала к памятнику Петру Великому и демонстративно показала язык основателю города на Неве…

Но вообще-то знатная матрона отличалась изрядной наивностью. После того, как на Дворцовой площади была установлена Александровская колонна, графиня велела кучеру более не возить её через площадь:

«Того и гляди рухнет мне на голову!»