о, очевидно, самым удивительным и чисто ирландским феноменом стало — после крещения страны святым Патриком — морское отшельничество монахов.

Некоторых из них приоры монастырей наказывали за проступки, насильно сажая в ладьи и пуская на волю волн: «Если ты невиновен, волны прибьют ладью к берегу; если виновен, море унесет тебя»…

Другие монахи избирали добровольный уход. Вместо лесов или пещер, как то было в материковой Европе, аскеты селились на маленьких необитаемых островках.

Очевидно, тысячу лет назад возле берегов Ирландии можно было увидеть поразительные картины: небольшие кураки, несомые своенравным ветром, а в них — бородатых молящихся мужчин в грубых плащах. То отшельники искали безлюдья для спасения души…

Теперь, наверное, нетрудно представить себе, какая фантастическая смесь идей и образов витала перед воображением друидов или бардов, слагавших свои саги вплоть до времен, когда устные рассказы были записаны, то есть, до Х - ХІ вв.!..

Предания глубокой старины, завещанные истребленными племенами пиктов; мифы Средиземноморья и арабского мира, дошедшие через ученых монахов-переписчиков, с яркими фигурами Одиссея или Синдбада-морехода; мир кельтских духов и богов, во многом, кстати, близкий славянскому языческому пантеону; впечатления от необычной флоры и фауны, возможно, встреченных на берегах Америки, а то и от жизни индейских империй; наконец, красочная христианская мифология!

Бесплотные библейские ангелы обретали соблазнительность красавиц-сид; заморские «страны живых» становились похожими на цветущее побережье Гаити или небесными и блистающими, будто Горний Иерусалим.

Но среди трансформированных воображением, откровенно фантастических ситуаций и образов сохранялись бесконечно древние (пиктские?) воспоминания о землях высочайшей культуры, погибших в океане; непонятные, но хранимые из почтения к традиционному тексту описания, суть которых ускользала от бардов и оказалась странно знакомой лишь людям ХХ века…

Однажды вождь Майль-Дуйн решил отомстить за отца, убитого пиратами. Он построил большой курак, покрыл его тройным слоем бычьих шкур, посадил туда шестьдесят человек воинов и отплыл на Запад в поисках убийц…

Так, не слишком «затейливо», стартует сюжет самой потрясающей из ирландских саг — «Плавание Майль-Дуйна».

В своем долгом путешествии, повинуясь капризам моря и ветра, кельтский Одиссей посетил множество островов. На одних он встречал животных явно «волшебно-сказочного» обличья, знакомых и арабским, и русским, и иным сказителям, — например, гигантских птиц, колоссальных муравьев или коней, на которых скакали демоны. Зато на других, затерянных в океане землях…

Вот остров на пути Майль-Дуйна, «с замком на нем, окруженным белой стеной, сделанной словно из известки, как будто из сплошной массы ее». Возле замка стояло несколько белых домов. Войдя в самый большой из них, «они заметили множество предметов, прикрепленных в три ряда вдоль стен, от одной двери к другой.

Первый ряд состоял из золотых и серебряных пряжек, острия которых были воткнуты в стену. Второй — из золотых и серебряных ожерелий, величиной с обруч бочонка каждое. Третий ряд составляли большие мечи с золотыми и серебряными рукоятями.»

Ну как, ничего знакомого не напомнило это описание?.. Обилие золота и серебра здесь не должно отвлекать от главного, — тем более, кто знает, из каких металлов делались рубильники и контрольно-измерительные приборы энергостанций исчезнувшей цивилизации! А почему энергостанций?

Ответ в тексте. Кроме странного «распределительного щита», в помещении находился еще и… кот, игравший «на четырех каменных столбах».

Кот в кельтском фольклоре — не маленькое домашнее животное, а опасный волшебный зверь; одним из главных подвигов короля Артура был поединок с чудовищным котом… Так вот: когда один из спутников Майль-Дуйна захотел взять ожерелье, вождь предупредил его: «Этот дом не без сторожа». Воин все же прихватил драгоценность со стены.

«Кот, следивший за ним, дал ему пройти полпути до выхода, затем бросился на него, как огненная стрела, и сжег, обратив в пепел.» Видать, высокое напряжение было пропущено через «ожерелье». А кот-каратель — это уже из богатой фантазии барда…