Одиссея "Одессы"
Д
ороги Европы — торговые артерии сегодняшнего дня. По ним текут реки людей и товаров… Реки Европы — главные торговые дороги Средневековья…
На скрещении двух этих мыслей, на перекрестках скоростных автомагистралей родился проект, о котором я хочу рассказать. Европейцы во все времена стремились торговать.
Предметом их вожделения были товары и пряности Индии, шелк и фарфор Китая, слоновая кость и золото Африки.
Однако не только междоусобицы в самой Европе, но и ожесточенная борьба христианства с мусульманством сильно затрудняли торговлю между Западом и Востоком.
Форпостом христианства была Византия, находившаяся в постоянной борьбе с турками и арабами. XIV и XV века стали для нее особенно неблагоприятными.
Из-за поражений на суше и на море империя потеряла часть Балканского полуострова. Под протекторат Турции перешли острова Эгейского моря. В 1453 году пал и Константинополь.
На всей захваченной территории турками был установлен военный режим, взимавший огромные налоги с крестьян и ремесленников. Несмотря на это, греческая знать и духовенство сохранили свою собственность и получили должности в турецких административных органах.
Больше того, оказавшись в составе турецкого государства, Греция сыграла выдающуюся роль в налаживании торговых связей между Востоком и Западом. Зажиточные греки начали вкладывать свои капиталы в мореплавание и посредническую торговлю.
Но большие торговые операции потребовали создания вместительных боеспособных судов.
Но большие торговые операции потребовали создания вместительных боеспособных судов.
Полиакр «Одесса» у стен крепости Вюртсбурга
Полиакры
Т
ак появились полиакры, что означает «многоместные, многоцелевые». Служили они для выполнения как военных, так и торговых задач. Хорошо вооруженные и маневренные полиакры беспрепятственно осуществляли дальние плавания, перевозя зерно, вина, металлы, готовые изделия из мрамора и керамики.
Одним из излюбленных маршрутов был путь из Средиземного моря в Черное, к устью Дуная и далее вдоль побережья в Крым.
Полиакры поднимались также вверх по Дунаю, в болгарские и румынские города, а то и дальше на север. Греческие купцы привозили сюда восточные пряности, шелка, вывозя зерно, соль, янтарь и пушнину.
Вообще-то, идея создания средневекового торгового парусника родилась еще во время плаваний на «Ивлии», копии парусно-весельной древнегреческой диеры).
Построить такое судно — и двинуться из Одессы путями средневековых купцов, через Дунай, Майн и Рейн, в далекий Амстердам…
Замысел начал обрастать плотью, когда однажды, в апреле 1992 года, в городе Белгороде-Днестровском я увидел возле берега лимана два затонувших проржавевших сейнера.
«Утопленники» плотно сидели на грунте, а слабосоленая лиманская вода без особых усилий перекатывалась через палубы.
Тогда я окончательно решил: основа полиакра должна быть металлической!.. В мае из наименее поврежденного «утопленника» была частично откачана вода, заделаны две пробоины.
Его привели из Белгорода-Днестровского в Одессу и поставили к причалу плавмастерских торгового порта, где в июне были начаты работы.
Полиакр «Одесса» в Вюрцбурге
В течение десяти дней тремя резаками было срезано все, что когда-то было надстройкой и фальшбортом. Мы вспороли палубу, смели все переборки, располосовали остатки разбитого дизеля.
Очищенный корпус всплыл так высоко, что оголился руль. Начальник плавмастерских, посмеиваясь себе в усы, неоднократно спрашивал меня: «Ну, что? Порезать порезали, а строить что будете?». Что строить, мы как раз знали; загадкой оставалось, за какие средства. Впереди предстояло ни много, ни мало, — найти деньги для осуществления проекта…
И они нашлись! Как раз после четырехмесячного скитания по дорогам Европы, когда образ будущего полиакра уже стал ясен до последнего гвоздя.
Богатые Ницца и Монте-Карло, разбомбленные нищие города Сербии и Хорватии, цыганские таборы Македонии и Албании, теплый осенний песок Эгейского моря...
Наконец, старенький микроавтобус «Ниссан» привез нас в Пирей, где ждал старый друг Петрас Арванитас, обещавший помощь в осуществлении проекта.
Но помогло нам, воистину, чудо… Вначале казалось: все рухнуло. Петрасу не удалось склонить к сотрудничеству своих богатых друзей; оставалось лишь возвратиться домой, не солоно хлебавши за кордоном.
До отхода судна в Одессу оставалось несколько дней; мы проводили их на пляже. Уже была договоренность о продаже нашего злосчастного «Ниссана»; оставалось подводить неутешительные итоги. Но вдруг…
Неподалеку от нас отдыхал в обществе своей овчарки пожилой немец, неплохо говоривший по-русски. Звали его Теодор Крюсак. Разговоры о путешествиях сблизили нас. Оказалось, Теодор, по специальности инженер-геолог, работал в разных точках земного шара.
Сейчас он на заслуженной пенсии, которая позволяет ему путешествовать, время от времени заезжая в родной Дармштадт.
За дружеской болтовней и родилась идея — поехать в Германию, искать источник финансирования. Теодор обещал посодействовать…
Очищенный корпус всплыл так высоко, что оголился руль. Начальник плавмастерских, посмеиваясь себе в усы, неоднократно спрашивал меня: «Ну, что? Порезать порезали, а строить что будете?». Что строить, мы как раз знали; загадкой оставалось, за какие средства. Впереди предстояло ни много, ни мало, — найти деньги для осуществления проекта…
И они нашлись! Как раз после четырехмесячного скитания по дорогам Европы, когда образ будущего полиакра уже стал ясен до последнего гвоздя.
Богатые Ницца и Монте-Карло, разбомбленные нищие города Сербии и Хорватии, цыганские таборы Македонии и Албании, теплый осенний песок Эгейского моря...
Наконец, старенький микроавтобус «Ниссан» привез нас в Пирей, где ждал старый друг Петрас Арванитас, обещавший помощь в осуществлении проекта.
Но помогло нам, воистину, чудо… Вначале казалось: все рухнуло. Петрасу не удалось склонить к сотрудничеству своих богатых друзей; оставалось лишь возвратиться домой, не солоно хлебавши за кордоном.
До отхода судна в Одессу оставалось несколько дней; мы проводили их на пляже. Уже была договоренность о продаже нашего злосчастного «Ниссана»; оставалось подводить неутешительные итоги. Но вдруг…
Неподалеку от нас отдыхал в обществе своей овчарки пожилой немец, неплохо говоривший по-русски. Звали его Теодор Крюсак. Разговоры о путешествиях сблизили нас. Оказалось, Теодор, по специальности инженер-геолог, работал в разных точках земного шара.
Сейчас он на заслуженной пенсии, которая позволяет ему путешествовать, время от времени заезжая в родной Дармштадт.
За дружеской болтовней и родилась идея — поехать в Германию, искать источник финансирования. Теодор обещал посодействовать…
Настало время собирать коллектив
Д
ороги, дороги, дороги. Небольшой, удивительно красивый городок Дитфурт. Теодор знакомит нас то с одними, то с другими своими приятелями. Однако, никто не спешит открывать кошелек, да и понять их можно.
Каковы гарантии того, что вложенные средства вернутся? Никаких, кроме голого энтузиазма. Регенсбург , Франкфурт, Дармштадт, Швайнфурт...
В Швайнфурте — последняя надежда в лице господина Гекнера, старого друга Теодора, хозяина фирмы по ремонту старинных автомобилей, человека увлеченного и состоятельного.
Наши переговоры длятся две недели. Наконец, господин Гекнер выделяет нам спонсорские средства! Немного, но это уже что-то…
Декабрь. Праздничная Одесса встречает туманом, сыростью и недоумением.
Рабочие плавмастерской смотрят на меня укоризненно. А как же иначе? Я уехал в конце июня, а вернулся под Новый год.
Правда, узнав, что мы привезли деньги, они меняют свой гнев на милость и даже показывают, как заботливо заварили люки, чтобы внутрь корпуса ничего не попало…
Настало время собирать коллектив, тех, кто примет участие в создании полиакра. 80 процентов работ нам придется выполнить самим, — это ясно из отпущенных нам спонсором средств.
Костяк складывается сразу — это люди, которых я знаю уже много лет, те, кто участвовал со мной в проекте «Ивлия».
Олег Кравцов, Олег Филипчук, Валентин Никулин, Евгений Опаренко, Александр Иванов, Александр Ерес. Весной к ним присоединятся Владимир Котов, Владимир Милованов, Эдуард Плешко, Павел Аксенов, Игорь Сухарьков, Александр Мостовой. Летом — Леонид Герасимов, Андрей Забудько.
Полиакр «Одесса» — бывший «утопленник» — растет на глазах. День, ночь, день, ночь… Наш рабочий день — 12-14 часов. Четыре сварочных аппарата гудят, не умолкая. Из воды на стапель «Одессу» поднимают в мае.
В этот момент на ней уже красуются новые кормовая и носовая надстройки, фальшборты, люки… К удивлению, очень прилично сохранился набор судна. Сейнер был построен в 1951 году; видимо, тогда еще металл делали качественным.
Пока профессионалы режут и штопают корпус, мы начиняем обшивку деревом. Эта работа также из непростых. По дешевке купленный лес — вяз и граб — плохо поддается обработке. Что поделаешь, «по Сеньке и шапка», а в нашем случае — «по деньгам и лес».
Полиакр «Одесса» в Регенсбурге
День, ночь. День, ночь… Сшиты паруса, вручную выстроганы Сашей Мостовым мачты, реи, закончили сварочные работы Кравцов и Филипчук; да и подсобники, вроде меня, стараются не ударить в грязь лицом. Август. Пора бы и на воду.
Я своевольничаю, назначаю себя сам «крестным» и разношу бутылку шампанского в такие дребезги — не то что осколков или горлышка, а пробку найти не могут. Нервы, нервы…
Кренит плавкран! Ох, как кренит! Крен таков, что часть палубы уходит в воду, — но капитан, он же крановщик, профи. Еще метр, еще полметра. Все! Окрещенный «Одессой» корабль на воде. Ура! Или слава Богу! Или — пронесло… День, ночь. День, ночь.
Нас ждут и торопят. Торопит Гекнер. Торопит Регенсбург. Немецкий город хочет приурочить приход корабля из города-партнера Одессы к рождественским праздникам.
Сентябрь, октябрь и ноябрь пролетают, как один день. Все практически готово. И тут вмешивается погода, одесская бухта покрывается льдом. Старики говорят, что в последний раз такие морозы были в 1949 году. Вот повезло!..
Морозы заканчиваются только в первых числах декабря. Еще неделю бухта оттаивает. И вот, наконец, подгоняемые свежим ветром, вырываемся на вольный морской простор.
Рано радоваться. Не проходит двух часов, как глохнет наш 150-сильный дизель. Погода начинает портиться. Мы становимся на якорь, прикладывая все усилия, чтобы удержать судно по волне.
Это также не удается. Якоря скользят, не желая зацепляться. Приходится вытравливать всю цепь. Пока мы делаем это, механики находят поломку двигателя и устраняют ее.
Ветер усиливается, а вместе с ним и волнение. Оказывается, запуская дизель, мы проболтались более трех часов. Короткий зимний день уже у финиша...
Погода грозит перерасти в настоящий шторм. Вот тебе и вышли в рейс! Уныло возвращаемся к стене…
Я своевольничаю, назначаю себя сам «крестным» и разношу бутылку шампанского в такие дребезги — не то что осколков или горлышка, а пробку найти не могут. Нервы, нервы…
Кренит плавкран! Ох, как кренит! Крен таков, что часть палубы уходит в воду, — но капитан, он же крановщик, профи. Еще метр, еще полметра. Все! Окрещенный «Одессой» корабль на воде. Ура! Или слава Богу! Или — пронесло… День, ночь. День, ночь.
Нас ждут и торопят. Торопит Гекнер. Торопит Регенсбург. Немецкий город хочет приурочить приход корабля из города-партнера Одессы к рождественским праздникам.
Сентябрь, октябрь и ноябрь пролетают, как один день. Все практически готово. И тут вмешивается погода, одесская бухта покрывается льдом. Старики говорят, что в последний раз такие морозы были в 1949 году. Вот повезло!..
Морозы заканчиваются только в первых числах декабря. Еще неделю бухта оттаивает. И вот, наконец, подгоняемые свежим ветром, вырываемся на вольный морской простор.
Рано радоваться. Не проходит двух часов, как глохнет наш 150-сильный дизель. Погода начинает портиться. Мы становимся на якорь, прикладывая все усилия, чтобы удержать судно по волне.
Это также не удается. Якоря скользят, не желая зацепляться. Приходится вытравливать всю цепь. Пока мы делаем это, механики находят поломку двигателя и устраняют ее.
Ветер усиливается, а вместе с ним и волнение. Оказывается, запуская дизель, мы проболтались более трех часов. Короткий зимний день уже у финиша...
Погода грозит перерасти в настоящий шторм. Вот тебе и вышли в рейс! Уныло возвращаемся к стене…
 |
|
|
Для просмотра маршрута нажмите на карту |
П
ереход в устье Дуная откладывался; таяли наши планы войти в состав каравана, идущего в Германию. Оканчивались отпуска у части членов нашего экипажа. Четверо были вынуждены оставить экспедицию. Новость не из приятных, так как руки на судне нужны. Нас осталась чертова дюжина — то есть, тринадцать.
Впрочем, позднее оказалось — на корабле нас четырнадцать. Где-то под обшивкой пряталась крыса, доставившая затем много беспокойств.
Однажды она даже умудрилась обесточить судно, перегрызя электрокабель.
Я уже не говорю о том, как пострадали мешки с крупами, одеяла, деревянные комингсы. Ушла она от нас уже в Регенсбурге, причем на мясокомбинат, недалеко от которого мы стояли. Ушла улучшать крысиную немецкую породу…
Пока до Регенсбурга было очень далеко. После ремонта двигатель вновь заработал без перебоев; ясная, хоть и прохладная погода подняла настроение. 22 декабря, в 6:00, в лучах восходящего солнца, «Одесса» во второй раз вырвалась на морской простор. И сделала это удачно.
Прекрасный зимний день сопровождал нас до самого заката, ночь не принесла ухудшения погоды, а вышедшая луна осветила кораблю подход к Жабриянской бухте, в глубине которой находится порт Усть-Дунайск.
Средняя скорость перехода составляла 5,5 узлов. Стали на якорь, правда, перед этим чуть не налетев на здоровенный, совершенно не освещенный бакен. Оказывается, для современного устья Дуная это дело обыденное — нехватка электроэнергии…
Утро выдалось таким же спокойным и солнечным, как и прошлый день. Мы вошли в акваторию Усть-Дунайского порта… и вновь стали на якорь. Дунай был закрыт! Война в Югославии…
Любое передвижение через эту многострадальную страну могло производиться только после соответствующей санкции ООН. В Измаиле мы начали оформлять свои документы на постановку в караван.
Представитель Совета Безопасности, швейцарец, очень внимательно осмотрел наше судно, замерил количество топлива в танках, переписал количество продовольствия, сигнальных ракет, фальшфейеров… и ушел, сказав, что ничего не обещает, так как разрешение на постановку в караван дает не он, а, по его запросу, Брюссель, где сейчас рождественские каникулы.
Просить или требовать абсолютно бесполезно… Ждать!
30 декабря мы, слава Богу, получаем разрешение и становимся в караван, состоящий из восьми лихтеров, двух самоходных барж и толкача, ведомого опытной рукой капитана Филатова.
Чиновники с подозрением смотрят на нас, что совершенно не удивительно: изможденные, немытые и нечесанные, мы представляем из себя типичную ватагу пиратов…
Долгожданное движение по реке Дунай начинается около двух часов ночи. Теперь спать, спать, спать… Но — куда там! Надо начинать готовиться к встрече Нового года, а до него всего лишь двадцать часов.
Швайнфурт — город юных! Нигде ранее мы не видели такого количества детей...
"Галендар давай"
О
тгремели нестройным салютом новогодние тосты. Будни плавания… Река — как прекрасна она летом, как гнетуще однообразна и удручающе холодна зимой! Вот и первая граница, разделяющая по реке Украину и Румынию. Из белесого тумана выныривает небольшой сторожевик с флагом ООН на борту. На катере — вооруженные солдаты и офицеры.
Лица, не очень-то располагающие к беседе. Зачем они здесь? И куда подевались румынские пограничники? Лукаво улыбается капитан каравана Филатов. Для него все просто. А вот мы новички, местных обрядов не знаем…
Командир катера, голландский детина в погонах не ниже подполковника, улыбается и сквозь рыжие усы рычит: «Галендар давай!». Я чуть за борт не плюхнулся, а у детины на боку от смеха ходуном заходил «узи», да так, что вот-вот с предохранителя соскочит.
Слава богу, Филатов додумался перевести, а то этот обряд для меня был бы последним. Дальше — психушка.
— Да не бойся, ты! Это он для себя и своей братвы календари красивые просит, с кораблями и картами. Его друг, который вас выпускал, сказал ему, что красивее наших календарей не видел, и этот просит.
Вот дела! Пока я вручал календари и прощался, деловитые вояки полностью обследовали «Одессу», записали количество топлива, продуктов, сигарет, водки. Все сверили со списком и начали растворяться в тумане, чуть не забыв своего командира…
В голове молотом стучало «Галендар давай», быстро сменившееся на трудно понимаемую румынскую речь, и по палубе застучали кованые ботинки румынских пограничников. Плечи им давили не легкие «узи», а наши стандартные, всепогодные АКМ. Румыны «галендаров» не хотели, а хотели сигарет и водки. Многоопытный Филатов улыбался… «Школа» продолжалась. Помощник Филатова тихо шепнул мне:
— Ты не вздумай им водку давать в открытую. На выходе поставьте в пакетиках. Когда уходить будут, заберут. Но ставьте сейчас и быстро, чтобы видели, а то трясти будут, полдня простоим… Сделано все было быстро, обряд соблюден.
Полиакр «Одесса» в Швайнфурте
Худосочный румынский капитан, увидев, что пакеты у порога, взял под козырек, свистнул, и братва в законе скрылась в тумане, уступив место… румынским таможенникам. Филатов улыбался. Я чуть не взвыл. Да нет, не жалко было водки и сигарет, а… может, мы с нашим полиакром и впрямь провалились в феодальное Средневековье?..
Туман скрыл славных служителей румынского закона, взревели восемь тысяч лошадиных сил толкача, и караван начал свое движение по территории Румынии. Ощутив вибрацию, я понял, что тысячелетие и век — наши, разбойники с большой дороги тоже наши современники, оброк был небольшой, а причина всего — война. Война и блокада Югославии — как кость в горле обожравшейся, обленившейся Европы.
Перерезав основную вену европейской торговли, ООН сделала бедных еще бедней, а богатых еще богаче. До войны румынского офицера угощали рюмкой водки и кормили хорошим ужином у капитана — это был обычный обряд. Сейчас ему платят водкой и сигаретами. Если блокада продлится — будут платить деньгами, и немалыми.
Улыбаться Филатов перестанет позже, когда будет вести нас ночами при полном затемнении, по радару через Югославию, когда под его глазами проглянут черные тени усталости и недосыпания, а над рекой, как голубки, начнут порхать трассирующие пули.
На реке в этот год можно было по пальцам пересчитать капитанов, которые отваживались идти через Югославию. Отваживались и проклинали себя, потому что никакие деньги не стоят человеческих жизней, а река и война всегда поджидают свои жертвы. Это тоже обряд, страшный, но пока неизбежный... На Рождество никто из нас не знал, что в каких-нибудь пяти переходах впереди нас река забрала свою дань.
Дань жизнью. Попав в стальной капкан шлюза, перевернулся толкач и камнем ушел под воду, утянув с собой весь экипаж. Что это — ошибка капитана, помощников, шлюзового мастера? Как могло произойти то, что произошло?
Почему тысячетонные ворота опустились не в воду, а на корму судна? Или это тоже — Югославия? Пропитанная кровью страна, пропитанная кровью река, притягивающая смерть к себе, как магнит притягивает металл…
Туман скрыл славных служителей румынского закона, взревели восемь тысяч лошадиных сил толкача, и караван начал свое движение по территории Румынии. Ощутив вибрацию, я понял, что тысячелетие и век — наши, разбойники с большой дороги тоже наши современники, оброк был небольшой, а причина всего — война. Война и блокада Югославии — как кость в горле обожравшейся, обленившейся Европы.
Перерезав основную вену европейской торговли, ООН сделала бедных еще бедней, а богатых еще богаче. До войны румынского офицера угощали рюмкой водки и кормили хорошим ужином у капитана — это был обычный обряд. Сейчас ему платят водкой и сигаретами. Если блокада продлится — будут платить деньгами, и немалыми.
Улыбаться Филатов перестанет позже, когда будет вести нас ночами при полном затемнении, по радару через Югославию, когда под его глазами проглянут черные тени усталости и недосыпания, а над рекой, как голубки, начнут порхать трассирующие пули.
На реке в этот год можно было по пальцам пересчитать капитанов, которые отваживались идти через Югославию. Отваживались и проклинали себя, потому что никакие деньги не стоят человеческих жизней, а река и война всегда поджидают свои жертвы. Это тоже обряд, страшный, но пока неизбежный... На Рождество никто из нас не знал, что в каких-нибудь пяти переходах впереди нас река забрала свою дань.
Дань жизнью. Попав в стальной капкан шлюза, перевернулся толкач и камнем ушел под воду, утянув с собой весь экипаж. Что это — ошибка капитана, помощников, шлюзового мастера? Как могло произойти то, что произошло?
Почему тысячетонные ворота опустились не в воду, а на корму судна? Или это тоже — Югославия? Пропитанная кровью страна, пропитанная кровью река, притягивающая смерть к себе, как магнит притягивает металл…
|
|
|
| В Швайнфурте нас радушно встречает наш спонсор, господин Гекнер |
Б
елесый туман окутывает Дунай, бывшую реку дружбы, ставшую рекой печали. Обираловка под сдвоенным названием «ООН — местные власти» продолжается на выходе из Румынии, на входе в Болгарию, на выходе из Болгарии.
Прощаясь, последний патруль, состоящий из португальцев и испанцев, с каким-то отчуждением смотрит нам вслед. Для них Югославия — это зона, куда им ни ногой…
Мы стараемся ни на что не отвлекаться, а целыми днями красим, шпаклюем, лакируем нашу любимицу, по вечерам вслушиваясь в прекрасные русские песни, которые с душой исполняет Володя Милованов.
Работа, камбуз, гитара… Дни текут медленно и, если бы не проклятая сырость, все было бы нипочем.
Сырость и холод преследуют везде, заползая в постель, сквозь ватные брюки, свитера... Караван подходит к небольшому югославскому городку Велике Градище, вросшему в низкий берег Дуная.
Кроме нас, у причалов никого, поэтому становимся напротив окон здания, в котором обитают военный комендант, полицмейстер, таможня и пограничники — все вместе. Униформа у них одинаковая, на плечах те же АКМы. Большинство носит бороды и усы.
Вид усталый, опустошенный. Таким уже ничего не страшно. Они живут в другом измерении, между живыми и мертвыми. Нет семьи в этом городе, да, впрочем, во всей растерзанной стране, где бы не было мертвых, раненых, изгнанных со своей земли, из своих домов...
На берег сходить запрещено. Власти отправляются к Филатову. Примерно через час зовут меня. То, что я слышу, приводит меня в состояние шока. Переводчик здесь не нужен. По-русски говорят все. «Югославия в кольце блокады. Нам нужны деньги — покупать медикаменты и топливо. Хотите пройти через нашу территорию — платите деньги. Украина с Югославией отношений не разрывали? Это их проблемы. С нами — разговор другой. Заплатите, пойдете дальше!
Нет — судно конфискуем, вас пошлем домой.» Альтернатива? Да никакой! Стоимость нашего прохода — 19 тысяч долларов. Ни тогда, ни после, я так и не понял — почему не 15, не 25, а именно 19... Веселая цифра!
На ватных ногах я спускаюсь с борта толкача на палубу «Одессы». Рассказываю все друзьям. Разговаривать с властями смешно. Понятие власти, закона, правды отсутствуют здесь напрочь. Закон войны действует безоговорочно. Короткий зимний день близится к концу. На палубу мы вытаскиваем стол, консервы и водку. Беседа течет неторопливо.
Спешить уже некуда. Столько труда, столько мечтаний, столько сил, и все — даром. Ничто не поможет, а посему можно и не спешить. Водка греет, дурманит… Сто граммов, еще сто. Пьем всю ночь.
Пьем много, очень мало говорим. Говорят они, я молчу. Но слышу хорошо… «Как вы, русские, могли нас предать? Как могли допустить такое? Почему? Что с вами стало?..» Больше никто не вспоминает о долларах. Все просто. Мы не трусы, и они тоже...
Утро. Прощаемся. Старший офицер, фамилии которого я так и не узнал, машет рукой. Караван идет по Югославии, по стране, в которой болят сердца и стонут души. Я вижу Филатова на мостике и улыбаюсь ему. В ответ он крутит пальцем у виска. Я рад, что получил право улыбаться.
Темный Белград прошли ночью, завтра будем проходить город Вуковар, точнее, бывший город, а теперь развалины Вуковара. Развалины появляются на следующий день. Они страшны. В реальности никто из нас такого не видел. Только в хронике времен Великой Отечественной. В Афганистане многоэтажек не было, а Чечня еще впереди! Окна светятся — насквозь, не потому, что в них горят лампы, а потому, что стена у многоэтажки только одна…
За Вуковаром постреливают. Это знают все. В караване негласный приказ — никакого света. Ни спички, ни свечки. Границу блокадной страны пересекаем в Беждане, после чего нас встречает катер ООН, и все начинается вновь.
Если раньше проверяли наличие топлива и продовольствия, то сейчас ищут оружие. В Югославии без особых проблем топливо меняют на оружие. Оружие растекается оттуда по всей Европе, значит, контроль не безосновательный.
Памятная медаль, выпущенная в честь участия полиакра «Одесса» в праздновании 1200-летнего юбилея Франкфурта-на-Майне («Одесса» была единственным кораблем, приглашенным на этот праздник).
Ад окончился
А
д окончился. Плывем по мирному Дунаю. Будапешт, Комарно, Братислава, Линц, Вена… Чем выше мы поднимаемся, тем красивее становятся берега, да и сама река. Югославия остается далеко позади, уходят в никуда сторожевые катера ООН, ничего не требуют пограничники и таможенники.
Все красиво и буднично. Сотни судов на воде. Много света, часто слышится музыка. С берегов кричат, машут, предлагают пристать. Здесь не говорят о войне, не думают о ней, не хотят видеть и признавать ее. Улучшается погода.
Чаще выходит солнце, а Будапешт мы вообще проходим в ясный день, осветивший удивительную красоту венгерской столицы.
Близится граница Австрии и Германии — город Пассау. Оттуда караван берет старт к городу Регенсбургу, одному из старейших городов Европы, лежащему на слиянии рек Дуная и Регена.
Все идет благополучно, и ровно через месяц после выхода из Одессы «Одесса» швартуется у соляной пристани древнего города, в трех минутах ходьбы от собора на центральной площади. Уже сейчас ясно, что интерес к нам будет большой.
Много пишет пресса, показывает репортаж телевидение. Возле судна подолгу стоят люди, наблюдая за нами. А мы, как муравьи, подкрашиваем, подмазываем, расставляем, развешиваем…
Как будто бы все готово. Поднятые мачты салютуют Регенсбургу, реи украшают аккуратно собранные паруса, борта блестят свежим лаком. Регенсбург старше Одессы более, чем на полторы тысячи лет.
Своим основанием он обязан римскому императору Марку Аврелию, повелевшему создать укрепленный лагерь для защиты границ от варваров.
Стратегически точным было выбранное место — слияние рек, прекрасная долина и близость горного массива. Даже после падения римского Регена здесь продолжали селиться приходящие племена, а с IХ века началась пора расцвета…
Запасов продуктов у нас вдоволь. Хватает и на гостей
Все это нам рассказали днем в тихом, благословенном городе. Ночь у причала преподнесла сюрприз… В три часа я просыпаюсь от скрежета и воя за бортом.
Дверь на палубу открыть невозможно, ветер и снег заперли меня! Наконец, пробиваюсь… Такого я еще не видел. Погода изменилась за считанные часы. Ураганной силы ветер рвет все в клочья.
На реке образуются волны метровой высоты, раскачивая «Одессу» и с шумом ударяя об пирс. Надо опустить парус, иначе его ветром разорвет в клочья.
Для этой операции необходимо подняться на марс по веревочному трапу, — но как сделать это во время бури? Поднимается Андрей Забудько.
Я знал еще во время подготовки экипажа, что Андрей — человек бесстрашный и авантюристичный, но сейчас, по-моему, он превосходит самого себя. Рея опущена.
С рассветом буря утихает, но и мы, и «Одесса» представляем печальное зрелище. Необходимы титанические усилия, чтобы привести все в порядок…
Мы совершаем эти усилия — и никто из приветствующих нас регенсбуржцев даже не представляет себе, что творилось здесь ночью!
Приемы, встречи, знакомства… Люди, люди, люди…
В нашем городе многие знают, какую помощь оказывают Одессе фармацевты Регенсбурга, пожарники здешней добровольной пожарной службы, общество Красного креста, социальная служба «Caritas».
Сейчас эту заботу мы ощутили в полной мере на себе. Спасибо всем этим людям, ставшим нашими друзьями! Месяц пребывания в Регенсбурге пролетел незаметно. Нас ждал Швайнфурт, город, в котором я познакомился с господином Гекнером, спонсором «Одессы»!
Впереди был переход через знаменитый суперсовременный канал имени Кайзера Вильгельма, соединивший Дунай и Майн, а точнее, Черное и Северное моря. Мы прощались с городом, подарившим нам радость, успех… и любовь.
Да, любовь! Последним, кто оставался на пирсе, была девушка в огромной черной шляпе. В ту минуту я еще не знал, что когда она уйдет, «Одесса» потеряет свою душу, а в моем сердце поселятся тоска и печаль... Но это все будет потом. А сейчас...
На аккуратном гранитном столбе, стоящем недалеко от знаменитых регенсбургских соляных складов, постройки XIVв., выбиты цифры 2378. Именно столько километров пройдено по Дунаю.
Ровно столько километров от первого дунайского порта до моста Нибелунгов, разделяющего Регенсбург на две части.
Здесь, под мостом, носящем имя мифологических героев, в Дунай впадает река Реген, давшая название городу. Отсюда всего 56 километров до входа в новейшую речную систему, соединившую Дунай и Майн.
Дверь на палубу открыть невозможно, ветер и снег заперли меня! Наконец, пробиваюсь… Такого я еще не видел. Погода изменилась за считанные часы. Ураганной силы ветер рвет все в клочья.
На реке образуются волны метровой высоты, раскачивая «Одессу» и с шумом ударяя об пирс. Надо опустить парус, иначе его ветром разорвет в клочья.
Для этой операции необходимо подняться на марс по веревочному трапу, — но как сделать это во время бури? Поднимается Андрей Забудько.
Я знал еще во время подготовки экипажа, что Андрей — человек бесстрашный и авантюристичный, но сейчас, по-моему, он превосходит самого себя. Рея опущена.
С рассветом буря утихает, но и мы, и «Одесса» представляем печальное зрелище. Необходимы титанические усилия, чтобы привести все в порядок…
Мы совершаем эти усилия — и никто из приветствующих нас регенсбуржцев даже не представляет себе, что творилось здесь ночью!
Приемы, встречи, знакомства… Люди, люди, люди…
В нашем городе многие знают, какую помощь оказывают Одессе фармацевты Регенсбурга, пожарники здешней добровольной пожарной службы, общество Красного креста, социальная служба «Caritas».
Сейчас эту заботу мы ощутили в полной мере на себе. Спасибо всем этим людям, ставшим нашими друзьями! Месяц пребывания в Регенсбурге пролетел незаметно. Нас ждал Швайнфурт, город, в котором я познакомился с господином Гекнером, спонсором «Одессы»!
Впереди был переход через знаменитый суперсовременный канал имени Кайзера Вильгельма, соединивший Дунай и Майн, а точнее, Черное и Северное моря. Мы прощались с городом, подарившим нам радость, успех… и любовь.
Да, любовь! Последним, кто оставался на пирсе, была девушка в огромной черной шляпе. В ту минуту я еще не знал, что когда она уйдет, «Одесса» потеряет свою душу, а в моем сердце поселятся тоска и печаль... Но это все будет потом. А сейчас...
На аккуратном гранитном столбе, стоящем недалеко от знаменитых регенсбургских соляных складов, постройки XIVв., выбиты цифры 2378. Именно столько километров пройдено по Дунаю.
Ровно столько километров от первого дунайского порта до моста Нибелунгов, разделяющего Регенсбург на две части.
Здесь, под мостом, носящем имя мифологических героев, в Дунай впадает река Реген, давшая название городу. Отсюда всего 56 километров до входа в новейшую речную систему, соединившую Дунай и Майн.
 |
|
|
Памятная медаль, выпущенная в честь участия полиакра «Одесса» в празд-новании 1200-летнего юбилея Франкфурта-на-Майне («Одесса» была единственным кораблем, приглашенным на этот праздник) |
В
ыходим к вечеру, в сопровождении толкача «Запорожье». Канал забит льдом, и страх повредить судно витает над нами отчетливо. Современным речным судам, с их мощными корпусами, лед толщиной 10-15 см не страшен, а вот для нас эта преграда поистине опасна. Движемся медленно, очень медленно.
Лед крошится, ломается, с громким хрустом отползая от центра канала к берегам. Наибольшая опасность поджидает нас внутри шлюзов.
Входя в шлюз, суда затягивают за собой все новые ледяные глыбы, которые спрессовываются, нарастая прямо на глазах. Шлюз за шлюзом…
Небольшой поселок Баххаузен — верхняя точка канала Майн-Дунай. Высота над уровнем моря — 406 метров…
Отсюда еще 11 шлюзов вниз, до входа в Майн. Четверо суток нервотрепки, страха и надежды…
На пятый день перехода «Одесса» швартуется в Швайнфурте, где нас радушно встречает наш спонсор, господин Гекнер.
Здесь корабль становится центром внимания небольшого немецкого городка, достопримечательностями которого являются наибольшая в Европе американская военная база, крупнейшие в мире заводы по изготовлению шарикоподшипников и… атомная электростанция.
Сам город, полностью уничтоженный во время Второй Мировой войны, отстроен по-современному и особых отличий не имеет, за исключением одного... Швайнфурт — город юных! Нигде ранее мы не видели такого количества детей.
Они приходят к нам целыми школьными классами и, конечно же, детсадовскими бригадами. Над «Одессой» несется победный клич: «Пиратэн шиф!», что означает «пиратский корабль»; не смолкают звон рынды и топот ног по палубе. Детвору мы обнаруживаем везде: в машине, на камбузе, в кокпите. Уговоры им нипочем. Они чувствуют, что захватили неприятеля…
Вечера не менее беспокойны. Развлечений в Швайнфурте не так уж и много, поэтому посетители толкутся на судне до глубокой ночи. Наш повар, Евгений Опаренко, готовит много и вкусно.
Прекрасны в его исполнении украинский борщ, вареники и разваристая гречневая каша. Начиная с Регенсбурга, мы привыкли угощать.
Немцы не остаются в долгу, потчуя нас разными сортами пива и удивительнейшей по вкусу свининой. Недаром имя города, в котором мы стоим, переводится как «свиной брод»…
Стоянка в Швайнфурте завершается приемом в мэрии города и великолепным обедом, на котором нас угощают удивительным монастырским пивом.
Надо сказать, мы ждали чего-то подобного: Германия испокон веков славится традициями пивоварения. По всей стране изготовляют более 2,5 тысяч сортов темного, светлого и шампанизированного пива; немцы поглощают его миллионами литров.
Но даже среди этого изобилия бывают шедевры. К таковым относится и монастырское… Пожалуй, это даже не пиво, а что-то среднее между остывшим грогом и разбавленным ромом.
Одного бокала вполне достаточно, чтобы запеть, — что с нами и происходит под аккомпанемент гитары. Немцы с удовольствием подпевают…
Следующий город, который должен принять «Одессу», — Вюрцбург, древняя столица Нижней Франконии, славная своими удивительными дворцами в стиле барокко и старым университетом, в котором выдающийся немецкий физик Вильгельм Рентген открыл X-лучи, позднее названные его именем.
Путь из Швайнфурта в Вюрцбург проходит без осложнений. Погода хорошая. Весна берет свои права.
Оживает природа, по берегам Майна распускаются весенние цветы, на деревьях набухают почки.
Нижняя Франкония — удивительно красивый край, обильно покрытый лесами, где течет множество рек и ручьев.
Под стать природе и города — старинные храмы, мощеные улицы… Осенью и зимой эту картину спокойствия и умиротворенности дополняет сладковатый запах сжигаемого в печах и каминах угля.
Как это не удивительно, но в респектабельной, богатой Германии дома отапливают зачастую по старинке.
Газ есть не везде, а точнее, газовая плита или газовая колонка — это редкость для юга страны.
Одного бокала вполне достаточно, чтобы запеть, — что с нами и происходит под аккомпанемент гитары. Немцы с удовольствием подпевают…
Следующий город, который должен принять «Одессу», — Вюрцбург, древняя столица Нижней Франконии, славная своими удивительными дворцами в стиле барокко и старым университетом, в котором выдающийся немецкий физик Вильгельм Рентген открыл X-лучи, позднее названные его именем.
Путь из Швайнфурта в Вюрцбург проходит без осложнений. Погода хорошая. Весна берет свои права.
Оживает природа, по берегам Майна распускаются весенние цветы, на деревьях набухают почки.
Нижняя Франкония — удивительно красивый край, обильно покрытый лесами, где течет множество рек и ручьев.
Под стать природе и города — старинные храмы, мощеные улицы… Осенью и зимой эту картину спокойствия и умиротворенности дополняет сладковатый запах сжигаемого в печах и каминах угля.
Как это не удивительно, но в респектабельной, богатой Германии дома отапливают зачастую по старинке.
Газ есть не везде, а точнее, газовая плита или газовая колонка — это редкость для юга страны.
|
|
| Амстердамский фестиваль |
В
Вюрцбурге мы становимся возле удивительно живописной набережной, к которой спускаются узенькие извилистые улочки. Город очень красив и по-средневековому грациозен. Но нет покоя «Одессе»!.. Наш корабль попал в настоящее весеннее половодье.
Майн вздувается паводком, уровень реки подскакивает на два метра. На несколько дней мы становимся отрезанными от берега, но это не столь уж страшно.
Запасов продуктов у нас вдоволь, а налаженная веревочная переправа позволяет даже время от времени принимать отважных посетителей… Весенний Вюрцбург кипит различными событиями, среди которых — музыкальные фестивали, выставки, театрализованные представления.
В один из дней из Амстердама приезжает наш стародавний друг Винцент Шмидт. С ним мы знакомы еще со времен «Ивлии», когда он, как заправский галерник, таскал на Лемносе весла, помогая экипажу готовиться к походу. Два месяца тому назад он был с нами в Регенсбурге, помогал готовиться к переходу через канал.
Сейчас его помощь необходима еще больше, так как часть экипажа уехала на отдых домой еще в Швайнфурте, а обслуживать судно необходимо.
Уборка, мелкие ремонты, прием посетителей, приготовление пищи… На несколько дней я и еще два члена экипажа на машине Винцента отправляемся в Амстердам. Цель нашей поездки — не только увидеть достопримечательности морской столицы мира, но и побывать в организационном комитете фестиваля «Sail-95».
Проводимый один раз в пять лет, этот фестиваль собирает под свои знамена сотни больших и маленьких судов из разных уголков планеты. Как и в Бресте, в Амстердаме собираются лишь те, кто чтит морскую традицию, бережно сохраняет ее в своих странах. Получить приглашение для участия в амстердамских торжествах мечтают многие…
Юркий «Рено» покрывает 650 километров за семь часов. Германия и Голландия — страны-соседи, но как они не похожи друг на друга! Совершенно разные уклады, да что там уклады: цвет неба другой! Воздух Голландии свежее. Чопорная себялюбивая Германия и вольная, как ветер Северного моря, Голландия…
Голландские домики много меньше немецких домов, улицы уже, деревья ниже, но цвета и краски сочнее, радостнее, даже оптимистичнее. Нет, в Голландию нельзя не влюбиться!
Здесь я лучше понял молодого царя Петра… Более красивых женщин, кроме как в родной Одессе, не встречал нигде! Красивых, гордых и независимых… Мужчины под стать. Взять хотя бы Винцента: ну, вылитый Тиль Уленшпигель (тот, правда, был фламандец)!
Два метра пять сантиметров роста, абсолютно рыжий, в веснушках, с не сходящей с лица улыбкой. И еще коты и кошки! Бройлеры, а не коты: по семь кило веса, везде — на подоконниках, в форточках, на улицах…
С 1995 по 1997 годы «Одесса» появлялась во многих городах Голландии — Харлеме, Бевервайке, Амстердаме, Аймойдене, Зандаме, и за это время я ко всему голландскому привык.
Но тогда, в первый раз, был просто ошеломлен. Хотелось увидеть все за три дня, обежать все музеи, заглянуть во все подворотни, проплыть под всеми мостами, по всем каналам и еще побывать в порту, на шлюзовых сооружениях, соединяющих Северное море и Амстердамский канал, в оргкомитете фестиваля…
Уже провожая нас, на железнодорожном вокзале, Винцент сказал: «Нет, правду говорят! В России все сумасшедшие»…
«Одесса» встретила нас спокойной рабочей обстановкой. Экипаж готовился к переходу в небольшой туристический городок Гемюнден; за ним ждут Верт и Ашафенбург, а там и Франкфурт-на-Майне.
Франкфурт будет праздновать свой 1200-летний юбилей — по стечению обстоятельств, в те самые дни, когда наш родной город отметит свое 200-летие.
Франкфурт — суперсовременный немецкий город. Его символом являются несколько, пусть по американским меркам и небольших, но по европейским — высоких, 60-этажных небоскребов. Это здания банков, в которых хранится золотой запас страны.
О том, что праздник станет из ряда вон выходящим, говорила стоимость средств, затраченных на фейерверк, — два миллиона немецких марок. А остальное?
Остальное под стать фейерверку. Конное шествие «франков», переходящих Майн: ведь Франкфурт — это дословно «брод франков»; театрализованные представления, тысячи палаток с едой, аттракционами, безделушками, концерты музыкальных групп и так далее.
«Одесса» — единственное судно, которое окажется в центре праздника.
Организатор этого супер-шоу, швейцарец Гарри Овенс, ставит перед нами дополнительные задачи: необходимо построить на верхней палубе туалет и душевую, перенести штурманскую рубку, подготовить к работе камбуз. За работу принимаются Кравцов, Филипчук, Мостовой, Опаренко и автор этих строк...
Господин Овенс раструбил везде, что русские будут угощать борщом, а это работа трудоемкая.
По предварительным подсчетам, на борту ежедневно побывает три-четыре тысячи человек. Даже если только каждый десятый захочет попробовать борщ, то это 300-400 порций.
Следовательно, нам нужно готовить в день до ста литров борща! Нарезать все вручную, обжарить, затем заправить…
Овенс заранее говорит о том, что приставит к нам бригаду официантов. Небольшое облегчение…
Уже провожая нас, на железнодорожном вокзале, Винцент сказал: «Нет, правду говорят! В России все сумасшедшие»…
«Одесса» встретила нас спокойной рабочей обстановкой. Экипаж готовился к переходу в небольшой туристический городок Гемюнден; за ним ждут Верт и Ашафенбург, а там и Франкфурт-на-Майне.
Франкфурт будет праздновать свой 1200-летний юбилей — по стечению обстоятельств, в те самые дни, когда наш родной город отметит свое 200-летие.
Франкфурт — суперсовременный немецкий город. Его символом являются несколько, пусть по американским меркам и небольших, но по европейским — высоких, 60-этажных небоскребов. Это здания банков, в которых хранится золотой запас страны.
О том, что праздник станет из ряда вон выходящим, говорила стоимость средств, затраченных на фейерверк, — два миллиона немецких марок. А остальное?
Остальное под стать фейерверку. Конное шествие «франков», переходящих Майн: ведь Франкфурт — это дословно «брод франков»; театрализованные представления, тысячи палаток с едой, аттракционами, безделушками, концерты музыкальных групп и так далее.
«Одесса» — единственное судно, которое окажется в центре праздника.
Организатор этого супер-шоу, швейцарец Гарри Овенс, ставит перед нами дополнительные задачи: необходимо построить на верхней палубе туалет и душевую, перенести штурманскую рубку, подготовить к работе камбуз. За работу принимаются Кравцов, Филипчук, Мостовой, Опаренко и автор этих строк...
Господин Овенс раструбил везде, что русские будут угощать борщом, а это работа трудоемкая.
По предварительным подсчетам, на борту ежедневно побывает три-четыре тысячи человек. Даже если только каждый десятый захочет попробовать борщ, то это 300-400 порций.
Следовательно, нам нужно готовить в день до ста литров борща! Нарезать все вручную, обжарить, затем заправить…
Овенс заранее говорит о том, что приставит к нам бригаду официантов. Небольшое облегчение…
Старт фестиваля дал наш боцман — Саша Мостовой. Поднявшись на марс, он зажег фальшфейер, приведя многотысячную толпу в восторг. Затем ударил красивейший фейерверк.
Но на этом, пожалуй, вся романтика кончилась… Фестиваль длился десять дней. Не знаю, как у моих друзей, но у меня в памяти от него ничего не осталось.
Немцы любят гулять, понимая под гулянием возможность хорошо поесть и выпить.
Вот и праздник 1200-летия Франкфурта, на мой взгляд, был одним сплошным рестораном, открывавшим свои двери в 10:00 и закрывавшим их в 24:00. При всем этом было довольно грустно. Вспоминалась разрушенная Югославия...
Чем дальше на север мы уходили, тем меньше становилось посетителей на борту. Мы добились своего: было получено официальное приглашение принять участие в амстердамском фестивале.
Хотя господин Гекнер по-отечески советовал нам не подниматься на север, а вернуться на юг Германии, где десяток городов предложил принять у себя «Одессу», мы остались непреклонными.
Амстердам — морская Мекка, он манил нас, как бабочку манит свет огня. Впрочем, и с нами произошло то же самое, что и с бабочкой.
Там, где в нас нуждались и приглашали, мы оставаться не захотели, — а там, куда мы стремились, были тысячи уникальных судов. Конечно, того внимания, на которое мы надеялись, нам не уделили. Жалею ли я об этом? Да, жалею.
И все-таки радуюсь, потому что в Голландии нашей «Одессе» довелось принять участие в удивительных мероприятиях, таких, как «Sail-95», 750-летний юбилей города Харлема, 300-летний юбилей Российского флота, праздновавшийся в городе Зандаме, там, где царь Петр учился корабельному ремеслу, где по сей день сохраняют домик, в котором он жил.
Говорят, что Станиславский любил повторять: «У каждого театра есть день рождения и день смерти». «Театр «Одессы» существовал пять лет. Его корни уходят в «театр «Ивлии», а наш проект «Мелькарт» своими корнями уходит в «театр «Одессы».
Я счастлив, что за десять лет проектов «Ивлия» и «Одесса» с черноморской морской традицией познакомились сотни тысяч людей по всей Европе.
Я рад, что нашему экипажу выпала честь представлять родной город на десяти крупнейших морских и юбилейных фестивалях.
Но на этом, пожалуй, вся романтика кончилась… Фестиваль длился десять дней. Не знаю, как у моих друзей, но у меня в памяти от него ничего не осталось.
Немцы любят гулять, понимая под гулянием возможность хорошо поесть и выпить.
Вот и праздник 1200-летия Франкфурта, на мой взгляд, был одним сплошным рестораном, открывавшим свои двери в 10:00 и закрывавшим их в 24:00. При всем этом было довольно грустно. Вспоминалась разрушенная Югославия...
Чем дальше на север мы уходили, тем меньше становилось посетителей на борту. Мы добились своего: было получено официальное приглашение принять участие в амстердамском фестивале.
Хотя господин Гекнер по-отечески советовал нам не подниматься на север, а вернуться на юг Германии, где десяток городов предложил принять у себя «Одессу», мы остались непреклонными.
Амстердам — морская Мекка, он манил нас, как бабочку манит свет огня. Впрочем, и с нами произошло то же самое, что и с бабочкой.
Там, где в нас нуждались и приглашали, мы оставаться не захотели, — а там, куда мы стремились, были тысячи уникальных судов. Конечно, того внимания, на которое мы надеялись, нам не уделили. Жалею ли я об этом? Да, жалею.
И все-таки радуюсь, потому что в Голландии нашей «Одессе» довелось принять участие в удивительных мероприятиях, таких, как «Sail-95», 750-летний юбилей города Харлема, 300-летний юбилей Российского флота, праздновавшийся в городе Зандаме, там, где царь Петр учился корабельному ремеслу, где по сей день сохраняют домик, в котором он жил.
Говорят, что Станиславский любил повторять: «У каждого театра есть день рождения и день смерти». «Театр «Одессы» существовал пять лет. Его корни уходят в «театр «Ивлии», а наш проект «Мелькарт» своими корнями уходит в «театр «Одессы».
Я счастлив, что за десять лет проектов «Ивлия» и «Одесса» с черноморской морской традицией познакомились сотни тысяч людей по всей Европе.
Я рад, что нашему экипажу выпала честь представлять родной город на десяти крупнейших морских и юбилейных фестивалях.
В избранное (11) | Просмотры: 32469Комментировать |  |
Только зарегистрированные пользователи могут оставлять комментарии.
Авторизуйтесь или зарегистрируйтесь.