— У  нас  как люди живут?  Либо отрекайся от  постылого мира и  иди в Улей,  либо надевай мундир,  цепляй значки и регалии — и служи. А мы вот — ни то, ни другое. Мы третьи!..

Съев  добрый кусок ветчины с  хлебом,  немного меда и  запив все  это бодрящим астро-кола,  женщина опьянела от непривычной сытости и  говорила, не останавливаясь.

Огонь,  разведенный в  камине из  обломков давно  распавшейся мебели, гудел  вовсю;  жаркие отсветы плясали на  вычурном лепном потолке,  но  до настоящего  тепла  было  далеко  —   особняк  промерз  насквозь  в  зимнее многолетье.

Женщина (ее звали Урсула) рассказывала сбивчиво,  путалась в  научных подробностях,  но  главное Валентин понял,  тем  более что  уже наловчился читать разорванные мысли собеседницы...  Похоже, что земляне проникли сюда еще лет пятьсот назад. Какой-то безвестный тогдашний гений наладил тоннель между двумя Вселенными.  И  повалил народ в  новооткрытый мир... 

Да  нет, похоже, не повалил, а муравьиной цепочкой потянулись немногие посвященные, и стоило это, наверное, громадных средств. Почему уходили сюда? Бежали! От природы,  превращенной в  свалку ядовитых рек и  радиоактивных дождей;  от чудовищной  городской  скученности,   с  ее  психозами  и  эпидемиями,  от
новоявленных национальных вождей и религиозных пророков с боевыми лазерами в  руках,   от  молодежных  моторизованных  орд...  
Бежали  в  безлюдный, нетронутый край,  в  розовые и  фиолетовые леса под  солнцем цвета берилла (здесь  как  раз  тогда  стояло  лето),   упиваясь  неслыханной  планетной робинзонадой,  Таинственным островом в четверть миллиарда квадратных миль!

Но  ведь от себя не уйдешь —  от земного,  веками внедрявшегося в  плоть и кровь...

Богатые «робинзоны»,  не желая расставаться с комфортом, должно быть, гнали на «Землю-прим» (ее назвали Вальхаллой) целые поезда...  Ехали сотни рабочих,  слуг,  телохранителей...  Тащили стройматериалы, машины, оружие, семена (ах,  какой тоннель был,  завидно,  господа абсолют-физики!..). 

И, наверное,  к концу первой тридцатилетней зимы уже стоял на Вальхалле целый город.  А  люди в  нем  жили все больше дюжинные,  закоренело-деловые,  не склонные к художеству и счастливой игре ума...  так-так! А потом начала их тяготить  замкнутость  вынужденного общения. 

Наступили  холода  и  вьюги, действительно  занимающие  полжизни...   Надо  полагать,  тоннель  однажды захлопнулся,  перекрыли его  земляне —  и  оттого  тоска  стала  смертной, самоубийственной.

Тогда-то колонисты и выстроили здесь Улей, центр машинных галлюцинаций. Компьютеры, следуя  подсознательным «заказам» клиентов, внушали жителям райские сны, вернее — во всей живости пяти  чувств показывали самые  глубокие,  жгучие,  самые  постыдные желания... 

Клиент, погруженный в электросон, забывал о пище, — следящие устройства вторгались иглами  в  его  вены,  обогревали,  матерински-заботливо  замыкали  вокруг беспомощного  наркомана  (или,   как  здесь  говорили,   трутня)стальную скорлупу. Улей имел собственную атомную станцию; но скоро его саморазвивающийся   «мозг» создал устройство, выкачивавшее энергию непосредственно из  зеленого солнца  и  окончательно испортившее климат на инопланете...

— Вы мне лучше про «крабов» расскажите, — попросил Лобанов. — Кто это такие — «Стальной ветер»? Орден, секта (он лихорадочно вспоминал старинные термины)... мафия, что ли? И почему вы — третьи?..

Вдруг  он  увидел,  что  Урсула  судорожно сжала  пальцы,  заскрипела зубами.

— Надо покурить, — проговорила она, — иначе с ума сойду...

Наркотики... Кошмарная дрянь! Конечно, нетрудно взять пару пылинок от сухой «травки» из ее кармана и  на их основе синтезировать целую сигарету, но... Имеет ли он право? Боже, она на глазах превращается в старуху! Денек в регенераторе,  и полный порядок...  Но до регенератора —  две Вселенных.

Так что, брат, оставь привычную мораль и сделай ей сигарету...

Валентин коснулся плоского аппаратурного блока под курткой, с помощью которого он уже синтезировал обед.
Затянувшись  пару  раз,   Урсула  мгновенно  преобразилась:  щеки  ее порозовели,  веселый  блеск  появился в  глазах,  и  Лобанов с  удивлением отметил, что она опять молода и, безусловно, хороша собой.

Смеясь, женщина показала на грудь Валентина:

— Какая у тебя... эта штука! Ну и техника! Слушайте, а вы... люди?

— Все расскажу,  ничего не  скрою.  Но  сначала один вопрос,  Урсула.

Вы...  или ваши друзья...  никогда не встречали людей...  похожих на меня? Тоже из далекой страны,  с такой же... техникой? Вот недавно здесь побывал один... выше меня, мощнее, и волосы совсем светлые. Не видели?

— Нет,  —  она без раздумий замотала головой.  —  Я  бы знала.  Такие новости разносятся быстро.

В  пустынном помещении стало тепло,  и  Урсула уже  дремлет,  склонив голову на грудь, уткнувшись носом в зеленый мех. Где же ее дом? А впрочем, какое Лобанову до нее дело?  Можно тихонько уйти, оставив ей хороший запас ветчины,  сухарей, меда и астро-колы. Так почему же Лобанов уверен, что ее не следует покидать? Все явственнее чудится какая-то угроза... Вот оно!

— Вставайте,   —   громко  сказал  Валентин.  —  Быстро  вставайте  и прячьтесь...

— Ч-что?.. — Встрепенувшись, она чуть не свалилась с кресла. — Зачем? Куда прятаться?
— Поглубже в дом, в подвал куда-нибудь... Скорее! Я вас потом разыщу.

Он  еще ничего не видел,  не слышал,  но внутренним своим «локатором» ощущал  приближение  разогретого  металла.  Множество  возбужденных  людей затаилось в чреве огромной машины...

— Бегите, через минуту здесь будут эти... «Стальной ветер»!
Урсула наконец поняла... Спохватившись, вскочила, заметалась, дернула из угла свой вещмешок.

— Не забывай меня, ладно? Я хочу тебя снова увидеть...

Рука с темными обломанными ногтями коснулась было груди Лобанова,  но испуганно  отпрянула,  наткнувшись  на  невидимую  преграду  в  нескольких сантиметрах от куртки.
— Беги! — крикнул Валентин.
Оглянувшись с восторгом и ужасом, она помчалась в темноту подвала.