ринято считать, что так называемое анонимное письмо Пушкину, приведшее к его дуэли с Дантесом и гибели, сфабриковали приятели последнего И.С. Гагарин и П.В. Долгоруков.

Этому документу посвящено множество публикаций, его не раз исследовали специалисты.

Последнюю по времени экспертизу провели более четверти века назад старший научный сотрудник Всесоюзного НИИ судмедэкспертиз Минюста СССР Г. Богачкина и кандидат юридических наук из Киевского НИИ судебно-медицинских экспертиз С. Ципенюк.

Ими был сделан обоснованный и категорический вывод: тексты двух «дипломов» и адрес графа М.Ю. Виельгорского на конверте (эти бумаги лежали на письменном столе поэта и единственные сохранились) написаны не Гагариным и не Долгоруковым, а третьим, неизвестным лицом.

Таким образом, проблема авторства подмётных писем Пушкину снова встала в полный рост.

Попробуем применить другой метод. Его когда-то сформулировал тремя словами сам Пушкин: «Бывают странные сближения» – и изложил зимой 1921 года в докладе по поводу 84-й годовщины его смерти российский литератор Владислав Ходасевич:

«Порой приоткрывается завеса над сокровеннейшей тайной, казалось бы, навсегда унесённой Пушкиным в могилу, над тайной чувств и дум, которые им не положены на бумагу и не сбереглись в воспоминаниях современников... Между двумя текстами... вдруг явственно, как линия между двумя точками, возникает живая нить ассоциаций».

Почему бы не воспользоваться этим методом? Биография Пушкина настолько богато документирована, что «живая нить ассоциаций» где-нибудь непременно да натянется.

О нити ещё говорят «красная», когда она служит лейтмотивом. Красная нить пушкинской судьбы имела на конце вместо узелка пулю Дантеса, а игла воткнулась в ткань его жизни вскоре после выпуска из лицея, когда новоиспечённый коллежский секретарь начал службу в министерстве иностранных дел.

И вот однажды несколько молодых людей, среди которых был и Пушкин, посетили известную гадалку мадам Кирхгоф. О том визите сохранилось много рассказов, и учитывая его значение в жизни поэта, следует привести один из них – Сергея Соболевского:

«В многолетнюю мою приязнь с Пушкиным я часто слышал от него самого об этом происшествии, он любил рассказывать его в ответ на шутки, вызванные его верой в различные приметы.

Сверх того, он рассказывал об этом в присутствии лиц, которые его тогда сопровождали, или на них ссылался... Предсказание было о том, во-первых, что он скоро получит деньги; во-вторых, что ему будет сделано неожиданное предложение; в-третьих, что он прославится и будет кумиром соотечественников; в-четвёртых, что он дважды подвергнется ссылке; наконец, что он проживёт долго, если на 37-м году возраста не случится с ним какой беды от белой лошади, или белой головы, или белого человека (weisser Ross, weisser Kopf, weisser Mench).

– Первое предсказание сбылось в тот же вечер: Пушкин, вернувшись домой, обнаружил письмо от лицейского товарища, который извещал о высылке карточного долга, забытого Пушкиным...

Несколько дней спустя его в театре подозвал к себе А.Ф. Орлов и стал отговаривать от поступления в гусары, а предложил служить в конной гвардии...

Вскоре Пушкина отправили на юг, а оттуда, через четыре года, в псковскую деревню, что и было второй ссылкой. Как же ему, человеку крайне впечатлительному, было не ожидать и не бояться конца предсказания?»

Несколькими годами позднее, в Одессе, во время первой из предсказанных ссылок, Пушкин получил подтверждение прогноза петербургской сивиллы. Лунной ночью в степи некий грек, спросив день и год рождения и что-то подсчитав, сообщил, что он умрёт или от белой лошади, или от беловолосого мужчины.

Пушкин потом жалел, что не уточнил: мужчины белокурого или седого он должен остерегаться? И добавлял, что с тех пор, садясь верхом или подавая руку блондину, вспоминает предсказание.

Так случилось и зимой 1826 года, когда привезённого по приказу Николая І в Москву из Михайловского Пушкина ввели в кремлёвский кабинет царя. Первое, о чём он подумал, – «А не тот ли это белокурый человек, от которого зависит моя судьба?».

Запомним эти слова.