Октябрьская тихая ночь. Высокая луна хорошо освещала стену, и надпись просматривалась очень четко, и все вокруг казалось таким нетронутым, как было и раньше. Я сидел на лавочке и смотрел на освещенную лунным светом стену как на киноэкран, на котором, проявляясь тенью из букв, оживала надпись: «Как жаль, что этого я больше не увижу» Но я вдруг «увидел»! И то, что я в тот момент увидел, мне сложно описать.
Потому что я сразу же, в одну секунду, увидел очень многое. Например, я увидел, или вернее всего пересмотрел в самом себе те чувства, которые я пережил здесь несколько лет назад. И при том, оживающие в сознании образы пересмотра давнего прошлого, накладывались и воспринимались вместе с моим недавним блужданием по сегодняшним закоулкам. Было такое ощущение, что я только еще иду сюда, петляя по узким и оттененным проулкам.
Думая о том, что, несмотря на свои малые отрезки в протяженности, хотя бы в сравнении с протяженностью других улиц, именно переулки и небольшие улочки, более преданно охраняют эхо былых шагов. И самое главное, как мне тогда показалось, я увидел не только того, кто и написал эту надпись, но и сам момент ее написания…
Писатель как читатель… Есть видение, и есть отражение. И два этих явления не могут проявиться друг без друга, подобно как отражения не могут проявиться без отражающей поверхности зеркала. Но видение существует само по себе, независимо от того, отраженно оно или нет. А любое отражение, это всего лишь следствие видения. И кто есть писатель, само видение или только отражение?
Писатель отражает в буквенных сплетениях книг свои видения, а читатель прочитывает подобные буквенные отражения и оживляет их по-своему, самостоятельно, в своих же собственных видениях. И кто знает, какие миры воображений и абстракций пробуждает в себе сам читатель? А может быть истинный писатель – это и есть сам читатель? Лично я больше читатель, потому что я уже знаю, что ничего невозможно описать словами «как оно есть».
И когда я перечитываю написанное самим же собой, то я тогда и понимаю, что так ничего толком я и не смог раскрыть, потому что все истинное, так и осталось между строк. А может быть и так, что еще ни один из пишущих, за все время написания книг, так и не смог стать выше, умеющего читать между строк. И это наверно потому, что невозможно стать выше самого же себя.
Ведь отражение, какое бы оно ни было, не есть само видение. И уже есть много читающих, которые со временем стали намного выше пишущих. И опять таки потому, что истинный писатель – это и есть сам читатель. А секрет в том, что, прочитывая какую либо книгу, на самом деле, мы каждый раз ее переписываем в своем уме сами для себя.
И это все, казалось бы, так просто и понятно, но есть множество «но». К примеру, садясь за эту статью, ее тему я выбрал спонтанно, и начало самой статьи, первые три абзаца, также вышли спонтанно. Но сама суть статьи, и ее завершение, оставались для меня в тумане. И только с началом шестого абзаца, я начал улавливать суть, и побудившую меня причину написать статью именно на эту тему. И это не какое-то мое самолюбование.
А просто искренняя попытка уловить саму причину, побудившую меня втянуться в эту писанину. И природа этой причины, та же самая, что и природа побудительных причин появления всех надписей на стенах. Что есть настенные надписи или книги?
Не подобны ли они зарубкам на деревьях в дремучем лесу наших мыслей. Эта зарубка показывает на то, в каком направлении есть источник воды. Эта на то, где можно найти удовольствия. А эта зарубка предупреждает о том, что туда лучше и носа не совать.
И я действительно считаю, что умеющий читать между строк, намного выше и талантливей многих писателей. И это, потому, что каждый из читающих людей, сам лично переписывает для себя все те книги, что берет в руки. А сами же писатели, по крайней мере, не в своем меньшинстве, на самом деле не столько пишут книги, как больше перечитывают их с упованием самим же себе.
И так снова получается, что истинный писатель – это и есть сам читатель. И опять таки «но», глядя на одно и тоже отражение, каждый из нас, его видит по-своему. И не все надписи на стене становятся подобными целым книгам. Как далеко не все, что способно отражать, может передать эти отражения без личностных искажений.
Что касается моих личных работ, то они и есть всего лишь те отражения видений окружающего мира, которые и окрашены в краски моего же личного восприятия.
И так все книги без исключения, как на холсте художника, вырисовываются красками с палитры воображения каждого писателя. И это опять таки все очень просто и понятно. Глядя, к примеру, на одно и тоже дерево, каждый увидит и опишет его по-своему.
Или даже один и тот же человек, но в разное время и при различных внутренних переживаниях, каждый раз будет его видеть по-новому.
Так же пишутся и надписи на стенах или книги. И суть процесса написания или прочитывания одинакова, все зависит от самого индивида.
Многие писатели, на вопрос: «В какой форме к вам приходят сюжеты? Или откуда вы их берете?», часто отвечают, что сюжеты приходят из снов, и при том в форме уже созданных образов.
И им только остается, как можно точнее передать этот образ, отразить без лишних искажений в своей книге. И во всем подобном я также не исключение.
К примеру, первая моя работа, повесть «Дорога в никуда», это спонтанное смешение двух необычных сновидений с моими тогда реальными жизненными переживаниями и поисками.
И зародышем этой повести, стала одна небольшая статья, написанная мной в одном из журналов. Вторая повесть «Летний сон», это описание не совсем сна, а реальных событий, происходящих в наше время и в наши дни, но все равно, лично я воспринял это как один из снов реальности.
И отчасти из-за того, что те чувства, которые раскрываются и переживаются в повести, и приходят к нам с мягкостью цветного и радостного сна, и также мягко и неудержимо уходят от нас, как и сладкий сон после очередного пробуждения.
А вот третий рассказ «Боль», полностью связан с целым каскадом необычных снов, которые время от времени напоминали о себе в течение нескольких лет.
И одно из загадочных качеств этих снов состояло в том, что они всегда начинались с одного и того же места своего «повествования», если конечно так можно выразиться.
А начинались они с того, что мне как бы снова шестнадцать лет, или что-то около того. И вот, попрощавшись в метро с какой-то девушкой, которая была якобы моей невестой в этом сне, я выхожу на какую-то остановку и там начинаю чего-то ожидать, возможно, какого-то транспорта.